С перевала на Орджоникидзе

Первый отдельный стрелковый батальон со взводом 2-го минбата был направлен на Марухский перевал. Помимо личного вооружения и боекомплекта к нему каждый боец нес запас патронов в ящиках из цинка или ящик с гранатами, или лотки с минами для минометов и двухсуточный запас продовольствия в виде сухих концентратов и сухарей. По пути бойцам встречались безнадзорные небольшие отары овец, и они пополняли запасы продовольствия сырым мясом, присаливая его и употребляя в таком виде, так как огня не было. Всего на Марухский перевал в те дни вышло около пятисот человек. Было очень темно, шли почти ощупью вслед за проводником из местных жителей. Едва начало светать, проводник остановился и показал на крутую седловину:
- Вот и перевал. Я дальше не хожу...
Бойцы, шедшие с ним в боевом охранении, остановились. Подошел комбат Васильев и начал осматривать местность.
- Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь легким шорохом шагов подтягивающихся сюда бойцов. Позади горы и лес, впереди и справа - голые камни, валуны, скалы и ледники. Пока подразделения подтягивались, комбат отправил один взвод в разведку прямо вперед, по тропе. Вскоре этот взвод был обстрелян из пулемета. Потом на него посыпались мины, которые, впрочем, не причинили большого вреда. Зато пулемет сразу окосил нескольких ребят. Пришлось развертываться вправо. А это значит - карабкаться по крутой горе.
С Васильковым был один батальонный миномет. Наводчику Попову - тоже родом из Георгиевска - вместе с Васильковым удалось взобраться на скалу, с которой просматривался и простреливался чуть ли не весь перевал. С ними было около двадцати мин. Когда начался бой и батальон пошел в атаку, Попов начал пристрелку по пулемету. В горах пристреляться нелегко. Но Попову понадобилось всего пять мин для того, чтобы уничтожить вражеское пулеметное гнездо, не дававшее прохода нашим бойцам.
- Молодец! - крикнул Васильков, - давай, наводи на второй!..
Попов лишь коротко улыбнулся и снова приник к прицелу. Еще две минуты и замолчал второй пулемет. Батальон, ободренный успехом минометчиков, стал быстро продвигаться вперед. Но еще быстрее наступили сумерки и темнота, в которой немыслимо было вести бой. Бойцы остановились и почти сразу почувствовали, как сквозь легкое обмундирование проникает горный холод.
- Эх, жалко, огня развести нельзя, да и дров здесь нет, товарищ командир,- сказал Попов, разворачивая вещмешок и доставая из него сухари и слегка провяленное баранье мясо,- мы б такой ужин сейчас сварганили...
Васильков только хмыкнул в ответ:
- Завтра с рассветом разведешь минометный огонек, фрицев подпаливать.
- Да это мы сможем, - сказал Попов, - запахнет жареным от них...

На следующий день бой возобновился и закончился очень успешно для наших подразделений.
Связисты, израсходовав весь провод, установили связь с батальоном. Теперь любое донесение могло быть получено вовремя. Через дублеров на промежуточных станциях Васильев сразу же доложил в штаб бригады, что всю ночь на перевале шел проливной дождь, временами со снегом. Бойцы сильно страдают от сырости и холода.
Комбриг приказал держаться. Потом связь прервалась и вновь появлялась уже нерегулярно.
Так прошло еще несколько дней. Васильков с минометчиками подошли к перевалу. Чем ближе перевал, тем чувствительнее холод. Сначала Васильков надел шинель, развернув скатку, а затем под фуражку набросил на голову полотенце, чтобы спасти уши и щеки от мороза. Так же поступили и все бойцы. Шли они ночью, а с восходом солнца были буквально ослеплены сиянием льда и снега.
Комбат Васильев оказался больным, лежал с температурой, но поднялся, едва увидел Василькова, рассказал о том, что произошло за последние дни, показал по карте, где и что расположено.
- Поливать дождь нас начал часто,- сказал комбат, зябко ежась под сырой шинелью,- а потом и морозец прихватил. Оттуда вон тучи приволоклись.
Комбат устало махнул рукой на запад и снова, поеживаясь, завернулся в шинель. Васильков огляделся. Все вокруг было занесено неглубоким, но плотным снегом. На нем там и здесь виднелись сгорбленные фигурки бойцов, прячущиеся от пронизывающего ветра.
- Ветерок ничего себе,- сказал он.
- Сейчас что?!-отозвался комбат.- Прошлой ночью буран был и мороз.
- Сильный?
- Кто же его тут измеряет? Но, думаю, не меньше двадцати градусов. Да ты не бойся, еще и сам почувствуешь.
- А я и не боюсь,- горько усмехнулся Васильков.- Ты не очень на ветер высовывайся, а я пойду осмотрю позиции.
Промокшие бойцы собрались в группы, жались друг к другу, стараясь хотя бы так сохранить призрачное тепло. Сухари у них размокли, спички пришли в негодность. Даже "кресало" вышло из строя, не загорался фитиль, сколько не вышибали окоченевшие пальцы искры из рубчатого, прозрачного камня.
В одном месте худенький, болезненного вида красноармеец спросил Василькова:
- Скоро вниз пойдем, товарищ старший лейтенант? Холодно больно тут.
Васильков остановился, но ответить не успел. Второй солдат подтолкнул локтем товарища и сказал:
- Как только сшибем немца с того гребня, так и вниз покатимся. Так что не горюй, служивый, пиши письма Анютке, скоро, мол, буду, топи баньку да приготовься спину тереть.
Бойцы вокруг засмеялись, улыбнулся и болезненный солдат.
- Да зачем баня,- сказал он. - Анютка сама как печка, семь потов сгонит!
Раздался хохот, посыпались соленые солдатские шутки, и Васильков, улыбаясь, пошел дальше.
В последующие дни пришлось тяжелее. Жестокие бои, голод и высокогорный разреженный воздух давали себя знать. Бойцы, уставшие до изнеможения, засыпали. Но как только они переставали двигаться, одежда их смерзалась. Вскоре бойцов первого батальона отвели на отдых. К перевалу они уже не вернулись, а в октябре отправились вниз, к Сухуми, куда собиралась вся 155-я бригада.
С утра 27 октября был объявлен в бригаде банный день. Но уже в 12 часов последовало распоряжение об отмене купанья. Бригада срочно грузилась в железнодорожные вагоны и была отправлена на станцию Мцхета. Оттуда на автомашинах по Военно-Грузинской дороге мы прибыли в Орджоникидзе. Там снова приняли бой за город и держались вплоть до подхода 10-й гвардейской дивизии, которая окончательно сломила немца на этом направлении.